— Ты понимаешь, что пути назад не будет?

— Его уже нет…

О, как вдруг стало горячо там, внизу! Она почувствовала, как головка его члена прикасается к складкам её лона. Он словно гладил её там, целовал своим жаждущим жезлом.

— Гэбриел…

— Будет больно, но… только мгновение…

Он сказал это, и, не дожидаясь её ответа резким движением вошел в неё, разом прорвав все преграды… Тело девушки выгнулось, из горла вырвался жалобный крик, который он тут же накрыл поцелуем.

Ей казалось, что она разорвана пополам… Да, она знала о боли, которая сопровождала первое познание женщины мужчиной, но никогда не думала, что боль будет такой страшной. Её как будто резали сотни ножей. Она забилась в его руках, пытаясь вывернуться из-под него, выпихнуть его мощный и жестокий жезл из своего тела, Белла всхлипывала и дрожала, но он крепко удерживал её тело, балансируя на локтях, стараясь удержать ладонями её лицо.

— Тише, милая, тише… успокойся… потерпи, сейчас будет легче…

— Нет, не надо, пожалуйста, пусти меня… я не могу… пожалуйста…

Он покрывал её нежную кожу поцелуями, шепча слова утешения. Постепенно она начала оттаивать, казалось, с каждым его поцелуем, с каждым нежным словом боль уходит… Мужчина чувствовал это и не торопился, давая ей привыкнуть к новым ощущениям и новому статусу…

Она больше не была невинной девственницей, она не была девушкой, прямо здесь и сейчас рождалась женщина. Какой она станет — чувственной, страстной, горящей, жаждущей своего мужчину, или холодной, отстраненной, спокойно принимающей чужеродную плоть, ожидающей, когда закончится экзекуция — во многом сейчас это зависело от него. От его умения и желания показать ей прекрасный мир чувственного удовольствия. И он, казалось, готов сделать все, чтобы она поняла и приняла этот мир.

Изабелла открыла глаза, в которых еще мелькали отражения её муки…

— Еще немного, моя милая… Сейчас все пройдет… Совсем скоро ты поймешь, как это прекрасно!

— А… разве это еще не все?

— Моя маленькая невинная птичка… Не все… мы только начали…

Он попытался двинуться внутри, но почувствовал, как она резко напряглась и снова задрожала…

— Не надо…

— Спокойно, милая… Расслабься… Прими меня. Прими все, что я даю тебе…

Он начал двигаться, очень медленно, осторожно… Её тело не хотело принимать его и мириться с вторжением, Белла слабо застонала, протестуя, но он был непреклонен…Медленно вгоняя в её лоно свой член, он продолжал ласкать её губами, стараясь касаться самых чувствительных местечек…

Тянущая боль, сопровождала движение его жезла, когда он начинал выходить из неё и снова резкая, когда возвращался обратно. Белла всхлипывала, стонала, напряжение не отпускало её тело, но с третьим или четвертым его мучительно медленным вторжением боль начала трансформацию. В глубине её тела рождалось нечто новое, но смутно знакомое. Сначала слабым потоком, потом плавной волной, а уже через несколько мгновений — стремительной лавиной в её тело влилось наслаждение.

Это было невозможно понять и передать словами. Ощущение его плоти внутри её плоти, в первые секунды показавшееся ужасно болезненным, чужеродным и опасным, теперь стало необходимым и желанным. Словно все это время без него она не была законченной, завершенной. Теперь же это случилось — её создание, как существа человеческого, женского, истинного было завершено.

Стон её из жалобного превратился в жаждущий. Изгиб тела, стремящийся к освобождению, стал стремиться к соединению.

Она стала женщиной, и эта женщина рвалась к вершинам страсти.

Он почувствовал изменение сразу — её руки, прежде отталкивающие, стали обнимать и прижимать. Губы, которые она кусала в напряжении, расслабились и были готовы к поцелуям.

— Белла…

— О, Гэбриел!

Поцелуй был глубоким, страстным, и жадным. Движения его языка, повторяли движения другой части его тела, гораздо большей и так же погруженной в её сладостные недра.

Белла чувствовала, как жаркая волна подхватывает её, погружая в безумие плотского наслаждения. И с каждой секундой ей хотелось большего. Хотелось его ближе, глубже, плотнее. Она подалась вперед, вжимаясь в него бедрами. Он застонал, осознавая, что её тело не просто подчиняется его телу, но готово кружиться с ним в этом танце страсти вместе.

Мужчина осмелел, движения стали резче, грубее, но её тело уже было готово, она сжимала внутренние мышцы, стремясь удержать его, принять до самого конца.

Белла погрузилась в дурман удовольствия. Все исчезло, растворилось. Были только он и она. Горячие, страстные, алчущие друг друга. Никаких мыслей, никаких сожалений, никакого стыда.

Её влажное лоно издавало сладкие звуки. Его губы взяли в плен нежные соски, заставляя девушку изгибаться и всхлипывать от невероятного желания. Она чувствовала, что больше не в силах сдерживать свои эмоции. Это было восхитительно! Порочно, страстно, распутно… И восхитительно.

Напряжение нарастало и, наконец, взорвалось, принеся грандиозный фонтан освобождения. Белла закричала, содрогаясь всем телом, прижимая его к себе. Движения мужчины стали резче и жестче, еще мгновение, и он излился в неё, содрогаясь и почти не сдерживая стон.

Сразу после этого он сполз с неё и упал рядом, на спину, тяжело дыша, словно только что занимался тяжелой работой или пробежал несколько миль.

Они лежали рядом, потные, уставшие… Навсегда соединенные нерушимыми узами…

Белла боялась пошевелиться. Боялась спугнуть ощущение невероятного счастья, которое окутало её теплым, ласковым одеялом.

Он повернулся к ней и запечатлел на её лбу нежный сухой поцелуй. Затем встал, подошел к окну, несколько мгновений смотрел на залитый лунным светом сад. Потом ушел в гардеробную.

Её глаза сами собой начали слипаться. Ей хотелось встать и пойти за ним, или позвать — но не было сил шевелиться и говорить. Она провалилась в сладкий напоенный воспоминаниями о близости сон.

Она проснулась, когда ночь уже потихоньку сдавала права, близился рассвет, было удивительно тихо. Ароматы ночного сада проникали в комнату даже сквозь закрытое окно. Уголья в камине лениво поблескивали.

Белла была одна. Ей было странно оттого, что она одна в чужой комнате и его нет рядом.

Девушка тихо встала, завернулась в одеяло и прошла к окну. Звезды гасли, небо окрашивалось розовым, в низинах стелился плотный тягучий осенний туман…

Она прислушалась к себе и поняла, что находится в состоянии покоя. Все было как надо. Естественно. И… как ни странно, то, что произошло между ней и её возлюбленным, было удивительно чистым.

Она знала, что это любовь привела их друг к другу. Любовь не могла быть ни грязной, ни страшной, ни уродливой. В представлении этой молоденькой чистой девушки любовь являла собой совершенство. А совершенство может быть только таким — чистым, светлым.

Почему-то она совсем не волновалась о том, где сейчас её любимый. Она знала, что он покинул дом, ему необходимо было выйти на простор, дышать природой, почувствовать вечность. Он мужчина. Ему трудно осознать, что с ним только что случилось нечто волшебное. Скоро он вернется, они посмотрят друг другу в глаза и поймут, что все уже решено за них. Решено на небесах.

Вот о чем были её мысли.

Глава 26.

Белла окинула взглядом комнату — это была комната, приготовленная маркизой для гостя, но вместе с тем, это была и его комната. Он привнес в обстановку частицу себя. На столе лежали книги, стоял чей-то портрет. Девушка подошла ближе — миниатюра изображала женщину, написана была лет тридцать назад — примерно такая мода была, когда её тетушка впервые вышла в свет. На голове дамы был светлый парик, голубое платье обтягивало стройный стан, высоко приподнимая полушария грудей. Белла хотела зажечь свечу, но не стала — свет из окна падал как раз на стол…Женщина с миниатюры была красива, очень красива, той настоящей женской красотой, которая сразу привлекает мужчин. В ней была манкость, страсть… Но было и что-то еще… Художнику отлично удалось передать это… Скрытая боль. Страдание. Она любила и страдала. Была ли она счастлива? И… кем она приходилась Суиту?